Игры богов - Страница 33

– Ты-то откуда про все про это знаешь? – осведомился Щука.

– Откуда знаю… Знаю, раз говорю. Ты про Тысячу слышал?

– Это про тех, которые к Восточному царю нанялись, а потом, когда им денег не заплатили, обратно через степь вернулись? – проявил образованность Младший.

Еще полгода назад Младший слушал в академии лекции по философии. Его выперли за лень. А вот теперь богатенькому пацану не удалось отвертеться от службы, что немного утешало рыбаков. Не все коту масленица.

– Через степь вернулись! – скорчил жуткую рожу Зануда. – А ты себе представь, заморыш, как оно было, через степь да сквозь степняков… А стрелы как дождь, а рожи у них как у демонов, не к ночи будь помянуты, а еще арканы… Меня там и подстрелили, а потом уволокли в плен, для продажи на галеры да в каменоломни…

Молчавший против обыкновения Горластый тяжело вздохнул и выплюнул пыль. Дождя не было уже почти месяц, и дорога под ногами бредущей пехоты вскидывала клубы пыли, которая оседала на лицах, одежде и лезла в рот и нос защитников города.

Щука затянул новую песню, на это раз жалостную. Про то, как стрелы все закончились, мечи изломаны, а биться нужно – позади любимый дом.

Младший немного поотстал, приноравливаясь к вихляющему шагу Зануды:

– Чо, вот так прямо с двухсот шагов?

– А то! Вот мы идем, вот я, а вот тут мой кореш, Кузнец. – Зануда указал рукой на пыль под ногами. – А вот там, где первая телега…

Младший оглянулся, прикидывая расстояние, покачал головой. Выходило не двести шагов, но полторы сотни – точно.

– Там, где телега, – образина черная, на коне. И не одна, твою мать, а еще сотни три с ней.

– С кем?

– С образиной. Мы щитами, значит, прикрылись… А солнце палит… – Зануда покосился на небо. – Вот как сейчас. Или даже того жарчее. Шлем раскалился – мама моя родная, а снять, сам понимаешь, боязно. А тут по щитам бзынь-бзынь, бзынь-бзынь. Стрелы. Они так со свистом летят – фьють, фью-ють…

Зануда попытался изобразить, как тонко и долго свистели стрелы, но поперхнулся и закашлялся. Младший торопливо сунул ему свою флягу. Зануда отпил глоток, распробовал вино с Розовых островов и жадно захлюпал, дергая кадыком. Однако вовремя сообразил, что так можно захлебнуться или, что еще хуже, перебрать на солнцепеке, от фляги оторвался и с сожалением протянул ее Младшему.

– За щитом ничего не видно, только фьють-бзынь да шмяк, когда в кого из наших попадало. А потом вроде как затихло. Мы еще постояли немного, а потом мой кореш и говорит, гляну хоть одним, говорит, глазком. И выглянул из-за щита. Шмяк – и он назад откинулся, как деревянный. Стрела в глазок как раз и влупила. Острием до самого затылка. Кузнец упал, щит уронил, а в эту дыру еще штук десять стрел влетело. И мне две в ногу. Я сколь мог – за нашими поспевал, а потом отрубился и в себя пришел уже в медном ошейнике. – Зануда тяжело вздохнул. – Вот такая война, твою мать!

– А чего сюда поперся? – спросил Щука. – Мог же, инвалид, дома сидеть.

– А родина? – возмутился Зануда, и всем слушателям стало неловко.

Зануде – тоже. Родина там или не родина, а сидеть и ждать, пока Морской бог опомнится и сообразит, что не все участники ночного разговора были наказаны… Премного благодарны. А в толпе, да еще, мать твою, на войне – может, и не найдет.

Горластый снова сплюнул.

– И чего ты расплевался? – спросил Щука. – Как горбатый, честное слово! Вон песню бы подхватил, бляха-муха.

Горластый молча посмотрел на Щуку. И снова сплюнул.

– А я боялся, что под Проклятый город заберут… – признался Младший Зануде. – Искал, кого вместо себя нанять… Даже вон в «Клоаку» ходил, думал, что бедняки…

– И опять дурак, – радостно заулыбался беззубым ртом Зануда. – Не среди мужиков искать нужно, а среди их баб. Найдешь ту, которой муж надоел, она его и спровадит, если ты ей денег подбросишь и чего другого кинешь, с удовольствием. Вон, у того же Щуки жена красивая, молодая – и стерва, каких поискать. Ты думаешь, чего он такой радостный на войну идет?

Младший заинтересованно посмотрел на Щуку. Тот как раз завел новую песню, про меднобронную рать и чернобокие корабли.

– А где он живет?

– Второй дом на нижней улице. Сразу за рыбными сараями. Не ошибешься.

– На хрена жена, да еще одна! – надсаживаясь, пропел как раз Щука.

Потом песня стихла. Дорога пошла в гору, пыль закрыла солнце и забивала глотки идущим так, что не то что петь, дышать стало трудно. Кто-то споткнулся, упал, о него споткнулся другой. Вниз покатилась фляга.

– Смотри, куда прешь…

– Сам глаза разуй…

– Руки убери…

– Сам сейчас в рыло получишь…

– Стой! – донеслось из головы колонны.

– Чего стали? – испуганно спросил Младший.

– А сколько тут идти? Мы, считай, с полудня вышли. А уже к вечернему жертвоприношению время подкатывает. – Зануда погладил живот. – Жрать пора. И давно.

– А чего тут стали? – на этот раз спросил Горластый. – Чего не к пролому подошли?

– Головные, наверное, подошли, – сказал неуверенно Щука.

С головы колонны потекло какое-то странное бормотание. И какое-то напряжение стало расползаться по ополченцам.

– Чего ж они оружия не выдают? – спросил Младший.

Ему не ответили.

– Оружие где? – повторил вопрос Младший. – Доспехи там, щиты…

– Щас в рыло дам, – пообещал Горластый. – Что-то там случилось.

Там не то чтобы уже случилось. Там, возле пролома, могло случиться в любой момент. Когда Жеребец подошел к пролому во главе трех сотен запыленных солдат, то замер, бормоча проклятия и молитвы. Сотники и десятники, не дождавшись команды от опешившего начальника, бросились строить своих подчиненных, раздавая тумаки и ругаясь напряженными голосами.