Игры богов - Страница 40


К оглавлению

40

– А следующая осада будет лет через двадцать. Или даже меньше. При нашей с тобой жизни. Не въехал? Чаще они происходят, осады. С каждым разом – чаще. – Хитрец сел на землю, запахнулся плащом.

На пленника он не обращал ни малейшего внимания. Словно забыл о нем.

– И каждый раз в осаде не принимают участия боги. Каждый раз только люди. Долгие годы под стенами, бессмысленные битвы. Тягучие осады.

Где-то рядом в темноте, за кругом света, зашуршала, осыпаясь, глина со стены. Хитрец замолчал, оглянувшись, и Семивратец понял – рыжему тоже страшно. Ой как страшно…

– А ты не хочешь больше участвовать в осаде? Это ж классно: ты занимаешься настоящим мужским делом – война, бабы, вино. – Семивратец захохотал, почти искренне. – И никто не лезет в твои дела, никакие боги, жена, опять-таки, не пилит…

– Тут ты прав, – серьезно ответил Хитрец. – Прав. Только здесь мы свободны. Никакие боги не лезут к нам со своими приказами и пророчествами. Мы сами по себе. Нам только нужно время от времени выходить в поле под стены и демонстрировать свое желание разрушить Проклятый город… Чем? Чем ты его разрушишь? – Голос Хитреца сорвался в крик. – Ты камни в стенах будешь мечом рубить? Проткнешь их копьем? Как ты думаешь все это сделать? Мы тут воюем так, как воевали всегда, так, чтобы война стала невыгодна осажденным и они сдались. Так они ведь не сдадутся! Зачем им сдаваться, если они поклоняются Разрушителю и хотят, чтобы он разрушил весь мир. До основанья! Вселенную уничтожил! Все растер в пыль – и людей, и богов. Зачем им сдаваться?

Хитрец вскочил. Край плаща метнулся в сторону, попал в огонь факела и загорелся. Видно, Хитрец когда-то свой плащ маслом залил – ткань занялась сразу. Хитрец выругался затейливо, сорвал с себя плащ и принялся его топтать. Огонь уже погас, а Хитрец все пинал плащ ногами, словно был Разрушителем, а плащ – Вселенной, которую нужно было превратить в пыль.

– Я правду говорю? – Хитрец вдруг выхватил кинжал, наклонился к пленнику и разрезал повязку у того на лице. – Вы же хотите, чтобы весь мир погиб?

Пленник захрипел. Он хотел что-то сказать, но не смог – пересохло в горле.

Хитрец снял с пояса небольшую флягу, открыл ее, и тонкая струйка воды сначала попала на лицо пленника, а потом в широко раскрытый рот. Пленник жадно глотнул. Закашлялся. Снова глотнул. Хитрец убрал флягу.

– Так мир должен погибнуть? – спросил Хитрец.

– А зачем ему жить? – спросил пленник. – Зачем нам всем мучиться?

– Хороший вопрос. – Хитрец обернулся к Семивратцу; – Зачем нам всем мучиться?

– Да пошел ты… – сказал Семивратец.

– Полный ответ. И точный. Ты, часом, Семивратскую академию не заканчивал? В молодости.

– Я в молодости скот пас, в горах. Козлов и баранов от волков защищал. Палкой или голыми руками. – Семивратец невесело засмеялся. – Нам нельзя было ножей иметь, чтобы соблазна не было чужой скотинкой полакомиться. А волков в горах – видимо-невидимо. Они почти каждую ночь приходили к стаду. Их волкодавы боялись, горных волков Семивратья. А я не боялся. Одним ударом посоха я перебивал позвоночник волку. И одним движением мог разорвать глотку любому из них… А двум я глотки перегрыз. У меня братьев не было, так что приходилось волкам. Потом уже, когда повзрослел, в четырнадцать лет, я пришел в город и увидел царскую дочь… Вот тогда пришлось постараться. Но ни одного своего соперника я не отравил ядом по рецепту из библиотеки. Я вызывал их на бой и…

– Перегрызал им глотки, – закончил за него Хитрец.

– Да! – выкрикнул Семивратец.

– А на мне – убийство двадцати трех собственных братьев. И ни одного – в открытом бою. И что?

– Что?

– Мы оба уже который год сидим под стенами одного и того же города. И ни ты, ни я ничего не можем поделать. И будем еще неизвестно сколько лет сидеть под стенами, пока не произойдет чудо… А поскольку богов здесь нет, то и чуда, сам понимаешь… Нужно будет самим что-то придумать. Самим.

– И перестать выходить на битву? – осведомился Семивратец.

– В том-то и дело… – уже тихим голосом произнес Хитрец. – Мы ведь герои. Мы должны сражаться, выполняя волю богов и завоевывая славу. А кто-нибудь задумывался, сколько вообще людей в этом городе? Сколько они могут выставить воинов? Ты нам скажешь?

Хитрец присел возле пленника и провел по его лицу лезвием кинжала.

– Нет, – сказал пленник.

Он, казалось, даже не почувствовал новой раны. Облизал потрескавшиеся губы. Посмотрел на Хитреца.

– Я ничего не скажу. Ничего не скажу… о людях и войске… Я…

– А нам и не нужно. – Хитрец поднес к лицу пленника флягу и дал сделать два глотка. – Меня не это интересует…

– А что тебя интересует? – спросил Семивратец.

Ему стало казаться, что стены, свод пещеры начинают давить на грудь и плечи, мешать дыханию. Бросить все на фиг и уйти в шатер. Пусть даже снова придется выслушивать Северянина, пусть придется снова впустую тыкаться в стены Проклятого города…

– А я хочу знать, как Разрушитель победил в городе. – Хитрец сунул кинжал за пояс. – Как могло так получиться, что десятки богов и богинь проиграли… отдали… У них что – битва била? Битва богов? Или Разрушитель хитростью сюда проник? Если богам так ненавистна Кровавая жертва, почему они просто не скрутили Разрушителя в бараний рог? И – в Ад? Они же так поступили с Безумным богом, я читал об этом. Что произошло?

– Они ушли, – сказал вдруг пленник.

– Что?

– Боги ушли. Они даже не пытались… сражаться. – Пленник закашлялся. – Я помню… помню…


Он помнил все, будто это было вчера. Помнил, как молодая жена царя родила первенца. Как выкатывали из подвалов каменного царского дворца на площадь кувшины с вином и маслом, как жарилось мясо, как царь, веселый и радостный, поднимал над головой своего первого сына. И горожане кричали что-то радостное, пели и танцевали. У них редко бывали праздники. Пели и танцевали. И вдруг замерли.

40