Игры богов - Страница 42


К оглавлению

42

– Не хотите? Не хотите получить власть в городе за жизнь маленького, только что родившегося ребенка? – закричал царь.

Тишина.

Царь обернулся к толпе, словно высматривая кого-то.

– Мне говорили… – сказал царь. – Говорили, что только он имеет силу… И только его есть смыл о чем-то просить… И есть смысл просить только об одном… Я не верил… Не соглашался… А теперь…

По толпе прошло какое-то движение.

– Я согласен, – сказал царь, глядя в толпу. – Я согласен сделать это прямо сейчас. Сейчас… Я готов принести жертву, – сказал царь жрецу бога Войны. – Ты мне поможешь?

Жрец еле заметно улыбнулся. Чуть дернул щекой. Так и должно быть, говорила его улыбка. Так и должно быть.

Царь поднял с мостовой меч, решительным шагом подошел к загону с жертвенными животными.

– Которого? – спросил царь, тыкая пальцем. – Этого? Этого? Всех?

Улыбка на лице жреца проступила явственней.

– Начнем вот с этого. – Царь распахнул дверь загона и за золоченный рог вытащил самого крупного барана.

Баран заблеял, дернулся, но царь потащил его к храму бога Войны. Одной рукой, словно щенка.

– Здесь, – сказал царь, останавливаясь перед скульптурой. – Я сам – можно?

Жрец кивнул. Можно и здесь. Все нормально. Можно. Пусть все видят.

– Подержи, – попросил царь.

Жрец наклонился, взялся обеими руками за бараньи рога и потянул вверх, открывая горло барана для удара.

Солнце вспыхнуло на полированном лезвии меча. На смертоносном желто-красном зеркале. Вспыхнуло лезвие в то мгновение, когда меч замер, поднятый над головой. И каждый, каждый на площади вдруг понял, что сейчас произойдет нечто страшное, необратимое… и никто не успел ничего сделать. Никто ничего не успел даже сказать. Или вскрикнуть.

Меч вошел в грудь жреца бога Войны. Сразу под висящим на золотой цепи Знаком Власти. Вошел с хрустом, словно в старый, слежавшийся снег. Получивший свободу баран бросился в сторону, звонко стуча копытами по камням.

– Больно? – спросил царь.

На лице жреца больше не было улыбки. На лице было изумление. Жрец выпрямился.

– Ты еще жив? – спросил царь.

Жрец потянулся к мечу, словно желая вырвать его из руки царя.

– Нет, – сказал царь.

Меч двинулся вверх, взламывая грудную клетку.

– Вот так, – сказал царь. – Вот так. Глаза жреца расширились.

– А теперь, – царь резко повернул рукоять меча, – вот так.

Царь протянул левую руку к вспоротой груди жреца и поднял над головой алый комок сердца.

– Что сделаю я для людей? – крикнул царь. – Что сделаю я для себя?

Сердце еще продолжало биться, выбросив вверх красную струйку.

Но жрец был еще жив.

– Ты не умираешь, – крикнул царь. – Ты думаешь, что тебя смогут оживить… Нет! Никто из богов не может отменить волю другого бога. И никто не сможет забрать у бога принесенную ему жертву! Я жертвую тебя! Жертвую тебя Разрушителю! И прошу только об одном – гибели этого мира. Уничтожь этот мир!

Резко обернувшись, царь ударил жреца мечом по горлу. Царь недаром имел славу великого воина. Ему хватило одного удара. Вторым ударом он рассек сердце, которое держал в левой руке.

– А теперь попытайтесь это изменить! – крикнул царь, подняв лицо к небу. – Попытайтесь возразить Разрушителю!

Тишина. Мертвая тишина на площади. От ужаса люди словно разучились говорить. Их парализовало.

Царь отшвырнул в сторону сердце. Влажный шлепок о камень. Звон выпавшего меча. Царь сел на корточки возле обезглавленного трупа.

– Ваша очередь, – еле слышно сказал царь потрясенным жрецам.


…Пещера, факел, запах смерти.

– А они ничего не сделали, – выкрикнул пленник. – Ничего! Они стояли, словно каменные изваяния. И мы стояли, боясь нарушить тишину… И боялись привлечь звуком или движением к себе внимание богов… а жрецы молчали. А потом…

Пленник снова закашлялся, и Хитрец снова дал ему глотнуть из фляги.

– Из храма Огненного бога вышел Огненный бог. Высокий, страшный. А из храма Доброй богини – Добрая богиня. А… Боги вышли из всех храмов. Молча. Мы думали… мы думали, что они накажут царя, и царь ждал этого, но боги просто шли мимо него… Даже бог Войны ничего не сделал царю… Переступил через изуродованное тело своего жреца и пошел… Мы вначале не поняли, куда пошли боги… А они пошли к воротам… к морским воротам. И ушли. А их храмы… Они рассыпались в пыль. Гранит, мрамор, дерево – все рассыпалось в мельчайшую пыль… И ветер уносил эту пыль из города. Статуи богов – в пыль. Алтари, веками украшавшие город, – в пыль…

Семивратец отвернулся. Перед глазами встала картина. Семивратье. Боги спускаются с Горы. А люди потрясенно смотрят им вслед. И храмы… Нет, храмы не рассыпались в пыль, они вдруг вспыхивали бесшумно и горели, словно фитили в масляных лампах. Камень горел ровным пламенем, и расплавленные капли стекали по улицам Семивратья, поджигая булыжники мостовой.

– Мы бросились вслед за ними. – Голос пленника стал глухим и бесцветным. – Мы просили – нет, не остаться – просто остановиться. Задержаться на мгновение, дать нам возможность попросить… Попытаться попросить. Но боги шли. И жрецы шли вслед за ними. Мы пытались остановить жрецов, но не могли к ним даже прикоснуться – боги Силой своей отгородили их от нас. Они дошли до моря. Там, где сейчас ваш лагерь. И пошли по воде. И море застывало перед ними, превращаясь в нефрит. И мы могли только стоять на берегу и кричать вслед богам… Просить их не уходить… Или забрать нас с собой. Но они ушли. И мы ушли из города. Многие. Почти половина жителей города пришла сюда, к морю, с семьями и скарбом, с рабами и скотом. Боги не могли уйти навсегда. Они должны были вернуться. Мы даже пытались молиться им… Приносить жертвы… Мы, наверное, делали это неправильно… Боги не отозвались… Но мы продолжали просить.

42