Игры богов - Страница 48

Или вот под стенами Проклятого города, в лагере союзного войска, Семивратец должен был бы напиваться в одиночку у себя в шатре. А вышло так, что он хоть и напивался, но делал это вовсе не в одиночку и не у себя, а в шатре у Хитреца, и при этом совсем не боялся того, что в библиотеке у Хитреца много разных хитрых рецептов.

В Семивратье Жеребец должен был бы доставлять удовольствие царице, а вместо этого получил по роже и… Хотя Жеребец сам был виноват. Убедившись, что стена в проломе стоит, что хватит полутора десятков воинов, чтобы патрулировать ее гребень, Жеребец приказал войску по готовности возвращаться в город, а сам вскочил на боевую колесницу и отправился вперед, чтобы первым сообщить приятную новость. Войско, как водится, замешкалось. Кто-то из ополченцев стал спрыскивать случившееся чудо захваченным из дому вином, кто-то просто ходил, недоверчиво ощупывая стену, кто-то топтался возле отдыхающих жриц Голосистой Девы, то ли рассматривая голые груди, то ли надеясь на продолжение обряда плодородия.

Свой вклад в общий хаос внес начальник арсенала с помощниками, который начал принимать у несостоявшихся героев амуницию и оружие, требуя комплектности и ремонта. На раздраженные выкрики ополченцев о том, что такое и выдавали, что левой поножи и не было, что шлем был вмят, а ремни пересохшие, начальник арсенала делал строгое лицо. А его помощники писали, писали, писали, внося в списки фамилии неудачников. Если бы битва все-таки состоялась, то удалось бы списать всю недостачу в арсенале. Теперь же нужно было вытащить из этого похода все, что можно.

Войско топталось, ругалось, гремело медью и матом, колесница Жеребца с трудом пробиралась сквозь толпу ополчения, потом еще перед самым городом из левого колеса вылетела чека, и Жеребец только чудом не грохнулся на камни. Так что в город удалось приехать только после заката. Но даже тогда шанс закончить эту ночь с удовольствием у Жеребца оставался. Прокричав несколько раз на улицах горожанам, что тем нужно радоваться победе, Жеребец бросился к царскому дворцу. Порадовать царицу и так далее.

Женщины любят настоящих героев, особенно тех, от которых пахнет пылью, бронзой, победой и кожаной амуницией. Жеребец вбежал во дворец, взлетел по ступеням на второй этаж, отпихнул в сторону дежурную служанку и ворвался в спальню.

Царица, изможденная тремя бессонными ночами, заснула у стола. Она хотела дождаться известий от ушедшего войска, но сил больше не было. Ей снилось, что Проклятый город пал, что корабли союзников отправились по домам, что двадцать кораблей ее мужа плывут к Семивратью, что муж ее закрылся с наложницами в каюте… или даже, не стесняясь, забавляется с ними на палубе… или… Царица застонала во сне от обиды.

Корабли вошли в гавань, а их никто не увидел – все спят. Царь идет по улицам, а все спят. Он подходит ко дворцу, а охрана спит. Во дворце не спят только царица и верный ее Жеребец. Царица лежит на шкуре полосатой кошки и вдруг слышит тяжелые шаги за дверью, лязг металла. Царица пытается оттолкнуть Жеребца, но тот не слышит ничего… Шаги ближе… Ближе… Дверь распахивается. Запах. Лязг. Тяжелое дыхание заполняет спальню, Жеребец куда-то исчезает, но царица не может встать с ложа, она словно привязана… И сильные руки сжимают ее тело. Муж. Ненавистный, проклинаемый…

Царица закричала и ударила. И проснулась.

– Это я! – сказал Жеребец, держась за щеку. – Мы победили…

– Идиот, – крикнула царица. – Проклятый идиот. Подонок.

Жеребец потянулся к ней, надеясь, что удастся настроить царицу на нужный лад, но стало еще хуже. Вонь доспехов и снаряжения победителя. Царица вскочила с ложа и, зажимая рот, бросилась за занавеску.

– Все хорошо, – пробормотал Жеребец, бестолково топчась посреди спальни. – Боги построили в проломе стену. Городу больше ничто не угрожает.

Царица вытерла губы, прополоскала рот вином. Вышла из-за занавески. Ее мутило. От запаха и от страха. И от того, что царица поняла – больше так нельзя. Она поняла, что возвращение мужа – это смерть для нее. И поняла, что больше не сможет принимать Жеребца. Никогда. И что теперь у нее есть цель. У нее есть цель. Царица посмотрела на нож, лежащий в головах ее ложа. У нее есть цель.

Выгнав из спальни Жеребца, царица до самого утра просидела на ложе, глядя неподвижным взглядом на огонь светильника.

До самого утра в седлах сидели Бродяга и Бес.

До самого утра маялся возле новой стены Зануда, пытаясь понять, что для него если не лучше, то хотя бы безопасней. С одной стороны, можно было отправиться в город вместе с богатеньким пацаном и с выгодой принять участие в его планах увернуться от службы в войске. Пацан уже дважды подходил к нему с этим заманчивым предложением. Поговорить с женой того же Щуки, познакомить ее с Младшим, присоветовать, как и где лучше встречаться с обезумевшим от страсти наследником богатого купца… Это все сулило хороший навар. С другой стороны, было непонятно, прошла опасность или как. Морской бог не будет разыскивать того, кто вместе с пострадавшей тройкой селян рассуждал на недозволенные темы? Тут было о чем задуматься.

Царю Семивратья также раздумий хватило до рассвета. Он пил вино не разбавляя, но не пьянел. Хитрец почти не пил. Он сидел на табурете напротив Семивратца. И тихо говорил.

Нужно что-то делать, говорил Хитрец. Нужно, соглашался Семивратец. И выпивал новую чашу вина. Но что? Город им не взять. И осадой не задушить. Они стоят перед одной стеной, а за Проклятым городом тянутся сельские угодья. И пасутся стада. И осенние сады заполнены поспевшими фруктами. И только от горожан зависит – выходить на битву или нет. А они, словно ярмарочные дурачки, выходят к воротам и клянчат боя. Просят. Размахивают копьями и мечами. Пускают стрелы в защитников города, которые на эти стрелы плюют. Вот уже четыре года плюют. И выходят на битву только тогда, когда считают нужным.