Было похоже, что какие-то невидимые руки, на которых лежал все это время поселок, начали смыкаться. Края небольшой долинки, в которой стояли постройки, вдруг выгнулись вверх, миской, потом пошли к середине, словно кто-то держал-держал в руках блин из сырой глины, а потом, так и не придумав, что из него сделать, просто скомкал. Так лепят шарики из снега дети северных племен. Шлеп-шлеп. И сжимают в руках, чтобы получилось покрепче, сжимают так, что начинает капать вода.
Комок поселка сжимался и сжимался, невидимые руки давили сильно. Комок становился все меньше, из него что-то текло… А потом ничего не осталось.
– Он больше ничего не знает, – сказал Бес, входя в зал.
– И мы ничего не знаем, – сказал Бродяга.
– Ну почему… – протянул задумчиво Бес. – Если взять, скажем, бога, лишенного Силы, и растереть его в порошок…
– Не с твоим счастьем.
– Представь себе. – Бес сел прямо на стол, почесал кончик носа. – Представь. Что получится, если этот бог без Силы окажется в гибнущем городе? Ну? Это же всех накроет, разнесет на атомы…
– На что? – не понял Бродяга.
– Извини, – махнул рукой Бес, – атомарная теория разработана только пятьсот лет назад. В клочки разнесет, в пыль. А что будет с этим богом? Без Силы?
– Больно будет, – сказал Бродяга. – Очень больно.
– А потом?
– Потом бог снова восстановится.
– То есть, – оживился Бес, – бог все-таки умрет, но потом оживет. Так?
– Ну…
– И скоро?
– Не знаю… Не пробовал. Но один из наших… давно говорил, что через несколько дней. Без Силы, как в Изначальный день…
– Когда? – быстро переспросил Бес. – Что такое – Изначальный день?
– Не твое дело. И это сейчас не важно. Важно то, что, возродившись, бог будет без Силы, пока не пойдут новые жертвы. В этот момент бог совершенно беспомощен. И его даже аватара может отправить в Бездну… – Бродяга нахмурился, словно что-то вспомнил.
А может, и вправду вспомнил.
– Единственный способ сладить с богом – быстро придумать нечто, что позволит задействовать Силу пророчества или проклятия. Чтобы бога смяло как бы между прочим. В катаклизме. А после того как он возродится – легко отправить его в Бездну. Или еще куда. – Бродяга дернул щекой, словно от внезапной острой боли.
– То есть, – азартно потер руки Бес, – пользы от тебя в этот момент не будет никакой. Кроме как отправить назад в…
Бес показал пальцем на пол.
– И что это дает? – спросил Бродяга. Разговор коснулся неприятной, болезненной темы, и это мешало понять, куда клонит Бес.
– Выходит, если кто-то тебя хотел использовать, то ему не нужно было держать тебя в городе до самого праздника. Так? И это значит, что в последний день праздника произойдет нечто, для чего тебя и приволокли. Так? Так, – сам себе ответил Бес. – И это значит, что Вечный город не погибнет через двадцать пять дней.
– Кто-то придумал новую позу? – спросил с иронией Бродяга.
– В этом случае не нужно было все привязывать к празднику. Что-то произойдет именно в последний день, но такое, чего не ожидает никто. Что-то такое, что сделает понятным, для чего ты здесь. И что-то такое, что сделает тебя полезным для заказчика. Остались пустяки – узнать, что произойдет в последний день праздника. – Бес встал со стола и прошелся по комнате. – Так что, говоришь, произойдет с богом, если его растереть в порошок? Или, скажем, разорвать его на клочки? Умрет и оживет? Интересное бессмертие получается. Очень интересное. Ты не находишь? И как тут все закручено вокруг тебя. С ума можно сойти!
– Ты бы спрятался куда-нибудь, – сказал Бес Бродяге.
– Это еще зачем? – спросил Бродяга.
Они стояли на плоской крыше заведения Злодея и смотрели на Вечный город.
Стояли молча и долго. Бродяга снова попал под очарование самого красивого города из построенных смертными. Самку можно было обвинять в глупости или пошлости, но свою основную резиденцию она смогла наполнить неким своеобразным приторным уютом. Город был похож ва развратницу, бесстыдно демонстрирующую свои прелести. Все, до мельчайшей складочки. И тем не менее развратница была так прекрасна, что ей можно было простить все.
И даже нынешнее фальшиво поблескивающее солнце не могло испортить общего впечатления. Даже наоборот: и неестественная голубизна небосвода, и бронзовый оттенок солнца – все это придавало Вечному городу вид игрушки, необычайно тонкой поделки, вышедшей из рук гениального ювелира.
Бродяга стоял неподвижно, а Бес время от времени переминался с ноги на ногу. И когда нижний край солнца лег на вытянутую вверх руку статуи Самки, расположенной на Священном острове, Бес почесал щеку и сказал:
– Ты бы спрятался куда-нибудь…
Заявление это настолько не гармонировало с обстановкой, что Бродяга вздрогнул, как от фальшивого звука в священном гимне, и оглянулся:
– Это еще зачем?
– А за мной скоро придут, – сказал Бес. – Полагаю, что солнце еще не успеет сесть, как в дверь притончика начнет ломиться храмовая стража. А нам еще нужно будет договориться о планах на эту ночь, если все сложится нормально, и на следующие дни, если все пойдет не так, как хотелось.
Бродяга еще раз оглянулся на Вечный город. Оглянулся с сожалением. Вздохнул и стал спускаться во двор по лестнице вслед за Бесом. Здесь, в городской суете, Бес ориентировался куда лучше Бродяги, и тот разрешал Бесу лидировать. Оставляя за собой при этом право последнего слова.
– Подробнее можно? – спросил Бродяга, когда они спустились в сад во внутреннем дворе заведения Злодея. – Кто за тобой придет? И как они тебя найдут? Ты что, кого-то уже предупредил?