– Во что вмешаться? – спросил Бродяга.
– Хоть детей бы…
– Что?
– Ну… Отобрать у тех уродов, которые их волокли с собой, в рабство, и отогнать этих красавцев. – Бес указал пальцем на полусотню телохранителей.
– Детей жалко, – со странным выражением произнес Бродяга.
– А что? Город, понятно, спасти нельзя было, а этих детей… – Бес почувствовал, что говорит что-то не то. – Вообще, и город тоже, наверное, можно было отмазать… Ты же нашел Разрушителя?
– И что? – Бродяга взглянул на Беса и отвернулся. – Город спасать было нельзя. Поздно. Нужно было спасать мир.
Бродяга невесело улыбнулся:
– Пошлая фраза – спасать мир. Бог и его верный Бес.
– Кстати, о верном Бесе, – спохватился Бес. – Когда мы сможем рассчитаться? По прейскуранту?
– Три месяца, если не ошибаюсь, беспрерывной на меня работы, – устало сказал Бродяга. – Но мы можем сократить срок. Сегодня до утра правильно отработаешь – и рассчитаемся. Ты хотел бы встретить того бога, который убийц к тебе посылал?
– Спрашиваешь, – усмехнулся Бес.
– И что бы ты ему сделал? – спросил Бродяга.
– В морду бы дал, – сказал Бес. – Хотя бы разик.
– Я так и думал. – Бродяга оглянулся через плечо. – О, а вот и за нами приехали.
Светясь разноцветными огнями, шагах в пятидесяти от ворот, перед городом, стоял корабль.
– Ни хрена себе… – восхищенно простонал Бес.
– Пошли, – сказал Бродяга.
Они спустились по лестнице, вышли за ворота. Подошли к кораблю. Бес протянул руку, потрогал.
– Холодный, – сказал Бес.
Корабль был очень похож на обычный, только светился холодным огнем. И вместо весел имел крылья.
– Полетим? – недоверчиво спросил Бес.
– Выходит, что боги летают, – сказал Бродяга. – У нас осталось небольшое дело на Островах.
– Мамочка! – восхитился Бес.
– Бог улетел, – сказал царь Алмаза, провожая взглядом диковину.
Остальные вожди стояли на холме молча. Не каждый день такое бывает. А сегодня и Проклятый город взяли, и бога увидели… Издалека, но все-таки.
И крылатый корабль. «Все равно не поверят, – с обидой подумал Северянин. – Рассказывай – не рассказывай…»
Когда светящийся корабль скрылся из глаз, Хитрец перевел взгляд на горящий город. Получилось. Все вышло. И эти идиоты, вожди и цари, они теперь никому не смогут объяснить, что могли сделать это без его руководства. Он, царь Заскочья… Пока только Заскочья. А скоро – соправитель Семивратья… Завоеватель.
Нужно будет проследить, чтобы при дележке они не забыли выделить ему еще десятую часть – как предводителю. Молчат, уроды.
Хитрец оторвался от созерцания пожара и посмотрел на союзников. В город никто из них не пошел. И это правильно. Дело полководца не мечом махать, а стоять вот так на холме и отдавать приказы через посыльных. Хитрец посмотрел на своих телохранителей… Вернее, хотел посмотреть – на месте их не оказалось. Только люди Северянина. И кажется, Алмаза и Дельты. А три десятка его…
– Похоже, – сказал царь Алмаза, – Проклятый город мы взяли.
– Ага, – с довольным видом кивнул Северянин. – Выполнили волю богов. Теперь – все. Можно и по домам. Честно скажу – соскучился. Даже по теще соскучился.
Они словно не замечали Хитреца, хотя стояли вокруг него. Перебрасывались словами и фразами через его голову, словно в мяч играли. И Хитрец никак не мог понять, куда подевались его люди. Не хотел понимать.
– Больше нет союзного войска, – сказал царь Дельты. – Кому хочешь, можешь в рожу дать.
– Да ну что ты, – махнул на него рукой царь Алмаза. – Кому в рожу? Выпить всем вместе нужно, отметить. Семивратца, кстати, похоронить…
– Да, – кивнул Северянин, – урод был, конечно, но не дожить до победы всего один день…
Северянин поцокал языком.
– Этот Жеребец так некстати появился… – сказал Северянин.
Остальные покивали – в том смысле, что да, жаль. Хотя… Если кто от всего этого выиграл, то только Хитрец.
– Нет, ну правда, – сказал царь Дельты, – он вначале захворал, заключил договор с Семивратцем… А потом вдруг выздоровел, а бедняга Семивратец – помер. От руки любовника собственной жены. И что интересно – кто мешал Жеребцу другой яд налить в вино, долго действующий? А так – ничего он не выиграл, только Хитрец все получил. Да?
Да, согласились все.
Хитрец сообразил, к чему ведется разговор, но от него уже ничего не зависело.
– Слышь, – сказал Северянин, – ты вот так здорово в договорах и законах разбираешься… Скажи – уже все, уже мы от обета свободны?
Хитрец хотел что-то ответить, но его опередил царь Алмаза:
– Конечно. Все. Город взят. Никто никому больше ничего не должен.
– Разве что, – сказал Северянин, – вернуть то, что задолжали.
Хитрец попытался выскочить из круга, но толчком в спину его вернули в центр. Он схватился за меч, но оружие из руки выбили.
– Не нужно! – выкрикнул Хитрец, получил по зубам и упал.
– Предводитель? – осведомился царь Алмаза и ударил ногой.
Хитрец завыл, не столько от боли, сколько от ужаса и обиды. Он не учел этого. Он забыл, что взятие города делает его беззащитным. Слишком увлекся. А они дождались своего момента. Дождались, и вот теперь…
Это были не цари и вожди. Это были обычные мужики, которые слишком долго терпели выходки сопляка. И били они его вовсе не за то, что он собирался с ними со всеми сделать. Этого они не знали и не могли себе представить. Били царя Заскочья именно за то, что он позволил себе выделяться, был не таким, как они.
– Больно? – спросил Северянин.
Хитрец не мог говорить. В груди жгло, рот заполнился кровью.